«Море смеялось…» Морская гладь лениво и глубоко вздыхала под знойными лучами, таяла на горизонте, почти сливаясь с непривычным для меня, выбеленным, как  линялая джинса, небом.
Было позднее утро или ранний обед – время, когда на рыбачьих джонках причаливали к песчаному морскому берегу рыбаки и прямо здесь, у кромки воды, в один миг организовывался стихийный рынок, и начиналась бойкая торговля рыбой и разными морскими тварями, за которые у нас в России платят немалые деньги. Усатые креветки,  красные, с обвязанными для безопасности клешнями, раки, гребешки и другие неведомые мне чудища шевелились, били хвостами, извивались в рыбачьих садках и пенопластовых ящиках вперемежку с кусками льда. Гвалт, эмоциональная китайская речь, шум прибоя и рокот маломощных дизельков на рыбачьих джонках; экзотичные, с обожженными солнцем телами, обветренные и просоленные, босоногие, в редкой многодневной щетине, похожие на разбойников рыбаки; пряный запах китайской кухни, знойный берег – все слилось в дивную, доселе неведомую мне симфонию.

Еще вчера: галстуки, чопорные официальные приемы, чиновный люд, лоск и великолепие шеньянских гостиниц, изысканные блюда, пышные заздравные речи, духота и бешенный, подавляющий ритм рукотворного многомиллионного стеклянно-бетонного мегаполиса, в котором чувствуешь себя букашкой, маленькой шевелящейся креветкой. Сегодня – что-то сродни горьковско-босяцкому, стихийному, природному и простому – и потому притягательному и трогательному.

Сюда, за двести верст от Шеньяна меня привез мой китайский друг Гао Лян. С прелестным акцентом он меня спросил перед дорогой:
- Гэна, мы-таки можем поехати в Далень, а можем-таки ближе, к моему пхеньеоу (другу)  в Гайчжоу на побережье. Там растут эти, таки-фуши.
- ??
- Яблоки, яблоки-таки, сорт фуши. В Гайчжоу не как в Далене, проще – крестьяне-таки, да рыбаки.

В Даляне я бывал раньше. Мы приехали туда в вечерних сумерках, когда загораются тысячи огней, отражающихся в тихой морской воде. В отличии от грохочущего Шеньяна, центра Ляонинской провинции, что южнее Амура-Хейлунцзяна (реки черного дракона), Далянь поражает почти европейским уютом, рукотворной ухоженностью ландшафта, мощеной чистотою тротуаров и улиц, миниатюрными трамвайчиками, оставшимися еще после японцев, оборудованностью пляжей.

Город по китайским меркам очень молодой – ему чуть более ста лет. В начале прошлого века здесь, на Ляодунском полуострове, была военно-морская база Люйшунь. В 1898 году династия Цин сдала этот полуостров Российской империи, здесь построили морской форпост, и Люйшунь переименовали в Порт-Артур. Крепость стала одной из лучших российских  баз  на Тихоокеанском флоте. А восточнее Порт-Артура был заложен торговый порт и назван исконно русским словом Дальний. В результате последующих исторических перипетий Дальний стал Далянем.  Далянь – это китайская мекка русских туристов. Сюда едут со всей России, благо цены на билеты вполне доступны, а сервис, учитывая китайские внимательность и услужливость, отличный. Как-то мы подсчитали, что иркутянину, к примеру, гораздо дешевле съездить в Далянь на Желтое море, нежели на черноморское побережье России.

Тот вечер был великолепен. Мы бродили под теплым небом по нагретым за день улицам. На городской площади, а их в городе несколько, познакомились с группой студентов, игравших на гитаре и флейте, вместе пели «Подмосковные вечера», танцевали, но уже к 23 часам площадь опустела и мы, полные впечатлений, вернулись в гостиницу, где до полуночи обсуждали увиденное.

Но главное было впереди. Утром нас повезли в легендарную крепость Порт-Артур. Полдня мы бродили по заросшей сосняком холмистой местности, ныряли в толстобетонные катакомбы, поднимались на высотку, откуда просматривалось все взморье, смотрели панораму той легендарной обороны. А потом мы пошли на кладбище – ухоженное, с пирамидальными можжевеловыми аллеями, цветами и мощеными дорожками. Здесь покоится прах трех поколений русских солдат, и то, как о нем заботятся, показывает  степень уважения китайского народа к русским людям. Тихие и немного пристыженные, мы ходили от могилы к могиле по смиренному кладбищу, читали эпитафии на  крестах и памятниках, и сердце трепетало в порыве благодарности за сохраненную святыню…

Вообще, по рассказам старожилов, о русских здесь напоминает очень многое. К примеру, до революции на русском Дальнем Востоке и в Китае большую известность имела  фирма купца Чурина. Когда в России случилась революция, и к власти пришли большевики, предприимчивый купец лишь пересек границу и продолжил свое дело в Поднебесной. После 1949 года чуринский бизнес был национализирован, однако, что характерно для китайской традиции, не выброшен на историческую свалку. Название сохранилось и чуть ли не в каждом большом городе есть универмаг с названием «Фирма Чурина»(Чулин гунсы).

Еще раз  поклониться святым местам очень хотелось. И все же я выбрал Гайчжоу – небольшой по китайским меркам городок, всего-то 800 тысяч жителей. Выбрал потому, что давно хотел побывать в «китайской глубинке». Вдали от промышленных центров, свободных экономических зон и других прелестей современной цивилизации.

Мы ехали по бесконечным рисовым полям, изредка перегороженным лесополосами. Вдоль рукотворных каналов по ровной, как стрела, дороге, по тому самому Китаю, что удивил и продолжает удивлять весь мир своими 10 % экономического роста в год, товары которого ругают за низкое качество и вместе с тем носят на всех континентах, включая Америку и Европу. Это здесь всего за 20 лет справились с голодом и нищетой, двинув аграрную страну вперед с неимоверной скоростью. Новостройки – это визитная карточка Китая: строятся дороги, высотные офисы и гостиницы, недорогое жилье для малоимущих. И все с размахом, я бы даже сказал с шиком: стекло и сталь, золото и пурпур.

Страна сыта. Если вы в Шеньяне через 50-100 метров не встретите маленький ресторан или кафе – значит это не Китай. Всего за один доллар – восемь китайских юаней – вы можете плотно пообедать: выпить бутылку хорошего пива, съесть китайских пельменей, салат, рисовую или кукурузную лепешку. Все свежее, с огня, пряное и ароматное. Разогретую пищу есть не принято.  Тут же, на плиточных тротуарах, организованы стихийные  кулинарные выставки. Десятки, сотни блюд из рыбы, мяса, риса, овощей и фруктов. Все сделано затейливо и с таким усердием, что кажется порой произведением искусства.

Наверное, так оно есть, потому что еда для китайца – не просто еда, а целый ритуал. Как правило, он станет есть в спокойной  обстановке с близкими и желанными  людьми, с непринужденной и доброжелательной беседой, с маленькой рюмочкой водки из гаоляна, а чаще без нее. Спиртное здесь служит не для опьянения и веселья, а для ускорения процесса обмена веществ, или, как сказал один китаец, чтобы кровь веселее бежала по жилам.

В последние годы, вместе с бурным экономическим ростом водку заменяет высококачественное и дешевое пиво, хотя это совсем нетрадиционный для Китая напиток. Основная пища  –  овощи и рис. Но… Иногда кажется просто немыслимым, что из одной только пекинской капусты, можно столько приготовить блюд. Китайская пища, в отличие от той же корейской или японской, пряная. Основной вкус – солено-сладко-кислый. И невероятное количество всевозможных специй, начиная от перца и аниса, до самых экзотичных, характерных только для Китая. Очень популярна смесь из пяти специй. Перед началом приема пищи (если это не шумное застолье) обязательно чай, либо зеленый, либо цветочный – опять же, по местному выражению, «кишочки размочить». Вместе с чайным набором обязательна горячая махровая салфетка для лица и рук. Упакованные в пакетик палочки для еды. Как сказал один из гостей: тот, кто умеет есть палочками,  мудрый человек. Скорее правило, чем исключение – отсутствие перекусов между завтраком, обедом и ужином, определенное время для трапезы. Зато сама трапеза – торжество плоти. 

И если оторвать глаза от этой красоты-вкусноты и оглядеться по сторонам,  то создается впечатление, что вся страна только и делает, что работает на этот мощный поедающий комплекс. Снующие туда сюда машины, велосипедные рикши, грузовые мотороллеры,  ослиные и конные повозки, ручные тележки – все загружено пекинской капустой, луком-пореем, яблоками и персиками, сухофруктами, мясом, рыбой, рисом и другой самой немыслимой экзотической снедью.

На протяжении тысячелетий и по сей день, жители срединного государства живут по лунному циклу. Яркий тому пример – празднование нового года по т.н. восточному календарю. Страна встает рано, причем вся в одно время вне зависимости от часовых поясов – от Тибета до Желтого моря. Это связано с такой популярной ныне у нас наукой, как биоритмология, а у китайца с совершенно прозаической причиной – его здоровьем. Считается, что внутренние органы человека – сердце, печень, почки – имеют в течение дня свои высшие точки активности и пассивности. От этого либо усиливается движение по организму природной энергии ци – по нашему обмен веществ, либо замедляется. Поэтому считается, что вставать надо около 6 утра, а ложиться в постель не позднее 23-х часов. Завтрак между семью-восемью часами утра, обед в  полдень, ужин – не позднее 19 часов вечера. 

Страна одета. Если вы пойдете на известный шеньянский вещевой рынок Уай дие, то за сто долларов можно одеться с головы до ног и еще пообедать в ресторане, обмыв покупки. Хотя одежда для китайцев, в отличие от еды, не является культом. До сих пор  не изжита тяга к форменному стилю. То и дело встречаются мужчины и женщины в так называемых сунь-ятсеновских френчах, очень популярных,  особенно в середине прошлого века.

Маленький штрих. Один мой знакомый поехал в командировку в США. Давно хотел купить хороший дипломат, но не китайского, а европейского производства. В одном супермаркете присмотрел – ну как для него сделан. Крутил и так и эдак: выискивал страну-производителя. Продавец, очень похожий на нашего, клянется-божится, что дипломат шведского производства. Эх, была-не-была, купил! Раскусила все жена, когда приятель вернулся домой. Нашла ведь: «Made in China».

Страна богатеет. Если два года назад вечерами в китайских ресторанах были свободные места, то сегодня попасть в конце рабочего дня в хороший ресторан довольно проблематично. Идут компаниями, семьями,  идут рабочие, служащие, студенты. Большинство с мобильными телефонами, потому что плата за связь копеечная, несмотря на высокие, по российским меркам, энергетические тарифы. Сегодня в КНР более 120 миллионов человек пользуются сотовой связью – население целой Японии. Это больше чем в США. Глядя на это, трудно поверить в то, что средняя заработная плата в Китае – 600 юаней (2 400 рублей).

Справка (из статьи А.Девятова «Китайские церемонии»): в начале 2003 года архитекторы «китайского чуда» обьявили, что китайская экономика вступила в новый цикл экономического роста. Подведение итогов развития Китая за первый квартал текущего года дало следующие показатели: ВВП КНР по сравнению с тем же периодом 2002 года увеличился на 9,9 процента (выросли промышленное производство, экспорт, инвестиции в основные фонды). Обьем банковских сбережений населения КНР превысил 10 триллионов юаней (по покупательской способности это примерно 5 триллионов долларов США), и это обусловило бум в автомобильной промышленности и ускоренное жилищное строительство. Добавим, забегая вперед, что хранение китайцами своих вкладов в сберегательных банках показывает их высокое доверие руководству страны.

Страна спокойна. Если вы подъедете к более-менее значимому общественному месту, и вам не откроет дверцу в машине полисмен, преданно откозыряв при этом, значит вы в России. Кажется, вы чувствуете всей своей аурой, что этот гренадерского вида (сейчас в Китае таких немало!)  молодой человек в форменке и белых перчатках отреагирует мгновенно, если кто-либо – в том числе и вы - просто помыслит нарушить общественный порядок. Вечерами миллионы горожан выходят на улицы и площади: дети, старики, молодежь. Приветливые лица, доброжелательность, улыбки. Это их город, здесь все доступно каждому – и рабочему, и бизнесмену.

Страна морально здорова. За неделю своего пребывания я -  как на духу! – видел двух, что называется, в «дымину» пьяных китайцев и одного бомжа, спящего в лохмотьях, на мощенном тротуаре под виадуком.

С сумерками,  а они наступают рано - Шеньян вспыхивает миллионами огней. Зелеными подсвечены причудливые искривления длиннохвойных юговосточных сосен, остальные – точно граненое многоцветье – навязчиво рассыпаны по городским улицам и площадям.  Пышным великолепием смотрят в улицы дорогие гостиницы, бары и рестораны.  Двух золотых птиц – символ Шеньяна - на громадной городской площади  заливает ослепительно голубой галоген.  На высотках стремительно и назойливо вспыхивает неоновая реклама.  Читаю: «Сони», «Дженерал моторс», «Самсунг»… - Не продолжай, - перебивает Гао Лян. – Здесь, в провинции Ляонин,  в  свободных экономических зонах,  имеют свои офисы  и предприятия около 500 крупнейших транснациональных корпораций мира.
   

…Гайчжоу встретил нас теми же бесконечными  новостройками, пряным ароматом  местных забегаловок и ресторанчиков, привычным потоком всевозможных транспортных средств с продовольствием, велосипедистов.  Те же мощеные  тротуары, стекло и бетон, разве что поскромней, и если уж быть до конца откровенным, не так ухоженней,  без лоска. Хотя для провинциального городка очень даже прилично. Здесь  расположены перерабатываюшие предприятия, делают мебель, пилят привозной лес. Но в основном город живет морем.  И это я почувствовал  с первых минут прибытия – нас повели в морской ресторанчик.  Он заслуживает внимания. Мы уселись за традиционный круглый китайский стол с вместительным таганом посередине, под которым запалили  газовую плитку, принесли несколько салатов, пиво вместо аперетива, и едва закипела подсоленная, со специями и пряностями, вода, в нее посылись горы шевелящихся раков, устриц, креветок ,  мелких живых рыбок, и еще Бог знает каких, неведомых мне, морских чудищ.  Обедали мы больше часа и за все удовольствие,  вместе с пивом и салатами, заплатили  58 юаней с человека или, в переводе на наши деревянные, 230 рублей. Мы могли сидеть еще час, два, выпить бесконечное множество пива, сьесть “тонну” морепродуктов  и все равно  цена осталась бы прежней – 58 юаней. Ровно столько стоит полкило перемороженных креветок в фирменном магазине Иркутска.

Нас встретили Чен сеншен, моложавый китаец с тонкими чертами лица, немногословный, вкрадчиво тактичный, и его помощник Ван – долговязый,  что нетипично для Китая, сутуловатый, услужливый и доброжелательный человек . Оба давние друзья и компаньоны Гао Ляна.

С первого взгляда не просто узнать чем конкретно занимается китаец. Он может быть одновременно и лесозаготовителем, и мебельщиком, и нефтехимиком. Он, что называется, нащупывает тему и одновременно проверяет, насколько серьезен его визави, каковы его возможности. Впрочем, наверное, это, в рамках мелкого бизнеса, характерно для любой нации. Когда выяснилось, что основное мое богатство – ручка и блокнот, беседа перешла в более предметное русло,  и выяснилось, что Чен – это что-то вроде бывшего нашего инструктора горкома партии, он курирует вопросы сельского хозяйства, а точнее кооператива, где выращивают яблоки. Туда мы и отправились…

К сожалению, всяческие перемены и реформы в любом государстве, в первую очередь, касаются простых людей, а точнее – за все раплачивается народ. Это особенно наглядно видно по первым перестроечным годам в России: кидальные варианты с пенсиями, сбережениями, ваучерными фондами, финансовыми пирамидами и т.д. Для Китая такое откровенное воровство – это, конечно, перебор, за который разговор недолгий: лоб зеленкой и в расход, хотя чиновничий произвол и казнокрадство здесь тоже явления нередкие.

Первым страдает самый беззащитный слой – крестьяне, они же основная тягловая сила, которая вытаскивала на своем горбу не одну мировую перестройку. Но если в России все же относительно сносные закупочные цены на сельхозпродукцию, то для китайского земледельца эта одна из главных сегодняшних проблем. Почти две трети населения Китая живет в провинции, т.е два сельчанина кормят одного горожанина. (Для примера, российский крестьянин кормит пятерых). Мягкий климат, тысячелетние земледельческие традиции, сдача земли в аренду позволили с началом реформ в Поднебесной резко повысить эффективность сельскохозяйственного производства. Буквально за несколько лет китайцы накормили громадное население, крестьянин посвободнее вздохнул, его доходы стали расти. 

Однако демографическая политика госудаства, связанная с достаточно медленным ростом городского населения, породила новую диспропорцию, связанную с переизбытком продукции, особенно быстропортящейся: овощами и фруктами. В сезон закупочные цены на персики, к примеру, составляют 1-1,5 юаня, т.е. всего 4-5 российских деревянных. Такие же или чуть выше – цены на яблоки. Но если тот же новозеландский фермер за выращенную продукцию получит солидную государственную дотацию, то китайский крестьянин,  как теперь и российский, об этом и не мечтает. Перефразируя Шукшина, можно сказать, чего его жалеть, китайского-то мужика, таких в Поднебесной много. К сожалению,  невысокие доходы крестьянина не дают ему возможности механизировать свой труд. Основное орудие труда, как и несколько тысячелетий назад – мотыга.  Мы тут шагнули подальше.

Зато не даром говорится, что голь на выдумки хитра. Какой только не увидишь рукотворной механизации! Вот едет, попукивает, не то мотоблок, не то тракторишко величиной с барана – здесь их называют тягачами, тащит вдесятеро большую телегу, по краям которой, свесив ноги в кирзухах, невозмутимо, и даже с достоинством, сидит с десяток крестьян. Рядом тянет вот уже  несколько тысячелетий подряд традиционную повозку мул или ослик. Но сказать, что перемены не коснулись деревни, будет в корне неправильным. В сравнении с тем, что было и что есть сегодня – дистанция огромного размера. И в первую очередь, это сравнение будет уместно в отношении жилья.

Буквально несколько лет назад типичной сельской постройкой были низкие глинобитные халупы – фанзы с тростниковыми крышами.  Нынче за все время поездки их встретилось очень мало.  Не скажу, что на смену древним застройкам пришли современные коттеджи, хотя в одной такой показательной «деревне» со стриженными газонами, кустами чайных роз,  побывать довелось. Однако «средней руки» кирпичные дома, нередко облицованные керамической плиткой, с традиционной плоской южной крышей либо крытой черепицей, неизбежным двориком стали типичными в здешних местах. Чем-то все это напоминает южно-русский пейзаж.

В осенние, концеоктябрьские дни, в этих северо-восточных краях Поднебесной преобладают желто-оранжевые тона. Убрана кукуруза и дозревающие початки рассыпаны по бетонным дворикам, крышам, брезентовым пологам на крошечных огородиках. А у плетней стасканы в кучи-«поленницы» толстые трехметровые кукурузные стебли – зимой ими будут подтапливать традиционные китайские печи – каны.

Становым хребтом живучести китайского крестьянина я бы назвал неприхотливость. Так же как и русский, он может сварить кашу из топора, укрыться шубкой из рыбьего меха, переживая невзгоды, что он, впрочем, и делал на протяжении тысячелетий. Он неприхотлив в еде. Основная пища – рис и овощи, чаще полусырые. Неприхотлив в одежде. Закаленный в бесконечных невзгодах, он необыкновенно  плодовит, при этом сердечен и приветлив. Как и русский, китаец все время выживал. Русский – в суровых условиях зимы, но имея при этом возможность обогреваться дровами, китаец – в более мягком климате, отапливаясь соломой да кизяками. Нехватка топлива подвигнула к изобретению глинобитной  печи-лежанки – кана – протянувшейся через все помещение и служащей одновременно и местом приготовления пищи, и кроватью, и средством лечения от ломоты в костях после многочасовой, вытягивающей жилы работы. Подозреваю, что привычка есть недоваренную пищу, порезанную на мелкие кусочки, возникла не как замечательное достижение древней диетологии, а была продиктована достаточно прозаичным принципом бережливого расхода топлива. Но, как говорится, не было бы счастья…

Время диктует свое, видоизменился кан, но не  исчез. Остался и принцип обходиться малым, сохраняя при этом природную энергию. Даже летом китайцы чаще всего одевают под основную одежду теплое нижнее белье, регулируя теплообмен. Как и русский, китаец клеточным, генетическим чутьем в любую минуту готов к приходу Гоминьдана, Мао Цзе Дуна, Ленина, Горбачева, Ельцина, Ден Сяо Пина; восстаниям, мыслимым и немыслимым перестройкам – лишь бы выжить, встретить новый рассвет, взять в руки свою древнюю,  приросшую к мозолям мотыгу и тюкать ею до седьмого пота, думать свою извечную крестьянскую думку о лучшей доли.

Принцип сохранения энергии применен и в такой сельскохозяйственной отрасли, как теплично-парниковое овощеводство. Китайские теплицы с трех сторон огорожены кирпичными стенами и только с одной имеют полукруглые металлические фермы, чаще не остекленные, а обтянутые прочной полиэтиленовой пленкой. Летом полиэтилен убирается, а в остальное время года парниковый эффект нагревает толстые стены, они аккумулируют тепло, создавая в теплице нужный микроклимат. Их стараются построить как можно толще, а в иных местах – например, такие я видел под Далянем – отсыпают даже приличным слоем земли. Зимой в провинции Ляонин морозы ночью достигают минус 20 градусов, а теплицы функционируют круглый год, лишь в суровые морозы их укрывают сверху матами из рисовой соломы. В магазинах и ресторанах Шеньяна и Даляня всегда есть свежая зелень, огурцы и помидоры, дыни и клубника, не привезенные с юга, а выращенные в местных теплицах.

Очень популярно в Китае выращивание речной рыбы, в том числе и форели. Мне довелось ловить ее в живописной гористой местности под Пекином, у древних развалин Великой стены. Здесь, в частных рукотворных водоемах, построенных на пути холодных речушек, плещется сильная голубая форель. За несколько юаней можно взять напрокат длинный сак либо удочку, наживку и почувствовать азарт настоящей рыбалки. Пойманную полукилограммовую форель тут же, у вас на глазах, распотрошат и, по вашему желанию, приготовят в маленьком ресторанчике в кисло-сладком соусе, или запекут на вертеле под рюмочку пятидесятиградусной гаоляновой водки.
…Дорога в плодоовощной кооператив уходит прочь от берега, в глубь материка, мимо стоящих на пути и алюминиево поблескивающих на солнце, громадных ветряков. Рядом – фрагмент копии Великой китайской стены. Поднимаемся наверх. Морской бриз вращает металлические лопасти ветряков, и вся округа выглядит романтично-виртуальной, точно из фантастического фильма, в котором вот-вот должны появиться космические пришельцы. По словам Чена, эти несколько десятков ветряков обеспечивают электроэнергией всю местную округу. А вдали по холмам тянется бесконечная череда приземисто-невысоких яблоневых деревьев и всюду сопровождающая их тонкая ниточка ирригационной системы с узелками круглых бетонных емкостей, похожая издали на панораму Китайской стены. Места здесь засушливые, и во время дождей стараются как можно больше заполнить искусственные водоемы для будущего полива.

Где-то прочитал мысль о том, что китайцы смотрят в будущее через призму прошлого. Хорошая традиция. И приятно, что она в очередной раз подтвердилась. Вначале мы поехали в места, хранящие преданья старины глубокой. На широком плато, среди яблоневых садов, стоит сооружение, похожее на крестьянскую хижину. Собственно, это и есть хижина, только сложенная из цельных плоских скалистых глыб. По преданию ей более двух тысяч лет. И чуть ли не Лао-цзы доживал в ней свои последние дни.   Но вопрос: как он сумел сюда доставить, а затем сложить в хижину эти громадные, многотонные каменья?

Обоняние улавливает тонкий яблоневый аромат. Плоды в завершающей стадии зрелости и те, что обращены к югу, аккуратно спрятаны в бумажные мешочки-обертки, чтобы розовую нежную кожицу не обожгло солнцем, и яблоки имели хороший товарный вид. Приствольные круги добросовестно окопаны, стволы побелены. Через неделю-две начнется уборка. Почти весь урожай из этого кооператива пойдет на экспорт, он уже на корню весь закуплен. Знаменитый сорт Фу-ши, сочный, сладкий, тугой, наливной. От одного укуса –брызги в разные стороны. Он покорил не только всю Россию от Владика до Москвы. Его отправляют в Корею, на Тайвань, в Японию, США, а уж сибирские рынки, наряду с другими китайскими сортами, он завоевал, пожалуй, навсегда. В том же Иркутске уже редко встретишь знаменитую, любимую сибиряками «семеринку», белый налив, антоновку. Теперь привычнее звучат «Фу-ши», «Го-гуан», «Желтый маршал», «Шан-си».

Время обеда. Едем, как бы сказали российские сельчане, на центральную усадьбу. Здесь, под сенью виноградных лоз яблоневых и грушевых деревьев, по простому неприхотливая крестьянская еда: редька, баклажаны, сладкий перец, рыба в кисло-сладком соусе. Традиционная приветливость: подкладывание в тарелку гостя лакомых кусочков, знаменитый гамбей (тост до дна) с обязательным церемонным чоканием бокалами. Края бокала уважаемого гостя обязательно должны возвышаться над другими. Мелочь, а приятно.

Рядом – привычная панорама теплиц, но уже не с привычными овощами и зеленью, а с какими-то деревьями. Оказалось – персиками. В теплицах они созревают рано, в одно время с абрикосами, доставляя удовольствие местным гурманам.  Обо всем этом мне сообщает Гао Лян – мой друг, гид и переводчик. Уже больше пяти лет мы знакомы и очень дорожим нашими отношениями. Гао Лян с середины 90-х занимается фруктовым бизнесом, и вместе с Ченом и Ваном отправляет яблоки из этого кооператива в Россию. Раньше он работал в совместном российско-китайском предприятии, а потом открыл свое дело. Родом он из города Дундона, что на северо-востоке Китая, рядом с Кореей. Он среднего роста, коренаст и по-интеллигентски странноват, в очках. Таких в России зовут ботаниками. Уважителен; даже несмотря на то, что мы давние друзья, говорит мне «вы». Он очень любознателен и может удивляться, как ребенок, но в то же время, когда дело касается бизнеса, может быть жестким и прагматичным. Про своего родного брата говорит – хитрый. «А ты»? – спрашиваю. Смеется: «Добрый». Он единственный в семье получил высшее образование – закончил Шеньянский институт иностранных языков, русское отделение. Говорит неплохо, но с акцентом. Его брат, Гао Ян и сестра Гао Вей смогли закончить только среднюю школу.

У Гао Ляна жесткие прямые волосы, гладкая, похожая на древний пергамент, здоровая кожа. Ему уже 40, но у меня такое чувство, что для китайцев от 30-ти до 60-ти лет возраст остановился на первой отметке. Что тому причиной: климат или еда, либо все вместе остается только догадываться.   О своем детстве он рассказывает почему-то скупо и неохотно, даже сердится. Отвечает односложно. Жили очень бедно, впятером в крохотной двухкомнатной квартирке. Основная пища – рис да овощи, и тех не всегда вволю. Одежду донашивали друг за дружкой.

Гао Лян очень гордится китайскими реформами. Мне порой кажется, что ему самому удивительно, что за столь короткий срок можно двинуть практически нищую страну (он-то испытал это на собственной шкуре) вперед с неимоверной скоростью. Очень восхищается высотными зданиями (да-лоу), где сосредоточены офисы известных компаний. И в то же время с китайской осторожностью и осмотрительностью говорит о наших бедолажных реформах.

Суть его рассуждений в следующем. Бурный рост китайской экономики обусловлен в первую очередь громадными инвестициями. За годы реформ их обьем составил более 200 миллиардов американских долларов. Жизненный уровень населения вырос за этих двадцать с небольшим лет в 5 раз!   Однако никакие  инвестиции зарубежных компаний в страну бы не пришли, если бы в ней не был наведен элементарный порядок, и прежде всего, сохранена и даже усилена работа государственных институтов – милиции, прокуратуры, судов, органов государственной безопасности.

Китай сегодня – одна из самых безопасных для проживания страна мира. Вероятность быть убитым в Поднебесной в 3 раза ниже, чем в Америке и в 15 раз ниже чем в России! Конечно, не надо рисовать страну, как бескриминальный рай. Проблем немало. Печать полна известиями о крупных коррупционных делах, взяточниках, мошенниках. Но нельзя признать и другого: им со стороны партии и правительства обьявлена самая беспощадная война. Нередки случаи вынесения судами высшего, расстрельного вердикта. Это, в первую очередь, вызывает огромное доверие к руководителям государства со стороны народа. 

Геннадий Русских

  Обсудить в форуме

ДРУГИЕ СТАТЬИ НОМЕРА

  Бизнес имени Остапа Бендера
  Alibaba.com и рост предпринимательства в Китае
  Появление нового дракона
  Чего хочет китаец
  Гонка за новыми богатствами
  Велосипед vs. Мерседес
  Неудержимый спрос
  Прочная основа – китайский керамогранит на пути к лидерству
  Запад трещит по швам